Лопатин Степан Семенович - Живая Память
Лопатин Степан Семенович
Живая память
{1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста
Аннотация издательства: Богом войны называли фронтовики артиллерию.
Почти всю войну довелось прослужить в артиллерии майору в отставке Степану
Семеновичу Лопатину, ныне проживающему в Тюмени. Случалось всякое:
единоборство с танками и пушками врага, трудные марши по бездорожью и
утомительная оборона... Используя краткие записи событий, архивные
материалы и воспоминания однополчан, автор рассказывает о былом, достоверно
показывая картину пережитого, лишь в отдельных случаях незначительно
изменяя фамилии героев.
С о д е р ж а н и е
I. Правое плечо
II. На главной магистрали
III. Восточная Пруссия
Примечания
I. Правое плечо
Зачем, зачем назад обращена
Немолодая память? Что там мило?
Недоеданья, бедствия, война?..
Ах, там поныне что-то не остыло,
В сегодня пробиваясь с новой силой,
Манит и опьяняет без вина...
Николай Савостин
На фронт
Наша дивизия, укомплектованная техникой и лошадьми, грузилась на
станции недалеко от города Улан-Удэ в первых числах февраля 1942 года.
В товарные вагоны складывалось все необходимое для дальней дороги, а
также штатное имущество подразделений.
Лошадей поставили по восемь животин в вагоне, а в соседних таких же
теплушках - человек по 30-40 батарейцев. Нары - в два этажа, посередине -
железная печка, наверху - узенькие тусклые окна, и с двух сторон вагона -
катающиеся двери примерно в треть его боковых стенок.
Наш дивизион занял весь промороженный товарняк, сведенный в один
эшелон и обогреваемый теперь печурками и дыханием плотно поселившихся в нем
солдат.
Для стрелковой дивизии полного состава, насчитывавшей свыше 11 тысяч
человек, по приблизительным подсчетам потребовалось не менее двадцати
железнодорожных эшелонов. И эта махина двинулась из Забайкалья на запад по
безмолвным, будто оцепеневшим от лютой сибирской стужи просторам. Перед
нами открыли "зеленую улицу" - эшелон останавливался лишь для смены
паровозных бригад. Черные строения станций и разъездов пунктиром мелькали в
окнах: движение было стремительным.
В Новосибирск прибыли утром.
Здесь я успел навестить своего друга Левку Михалева. Вскоре эшелон
двинулся дальше.
Темп движения изменился. Эшелон часто оказывался в тупике на
каком-нибудь разъезде или на запасном пути, пропуская поезда с пассажирами
и грузами более срочными, чем наш эшелон. Путь до Урала растянулся на
несколько лишних суток. А в Свердловске - новая длительная остановка.
Больше половины пути. Здесь - выводка лошадей, их разминка вне тесных
стенок и полусумрака вагонов, а для нас - помывка в бане, последняя в
стационарных условиях. Мы плескались в просторном кирпичном помещении
где-то на задворках вокзала, еще не оценив это благо как следует. На фронте
зимой, что будет потом, для такой цели рылась в стылой земле яма,
накрывалась палаткой, а для обогрева приспосабливалась железная бочка...
Дальнейшее продвижение стало еще медленнее. Навстречу шли поезда с
ранеными, с оборудованием эвакуируемых на восток заводов или пустой
товарняк, изрешеченный осколками, побывавший под обстрелом и бомбежкой.
К концу февраля серым и тусклым вечером эшелон втянулся на какую-то
товарную станцию Москвы.
Столица жила без огней. Окна домов заклеены по диагонали крест-накрест
полосками бумаги, завешаны плотными шторами. Стены и крыши многоэтажных
громадин закамуфлированы под деревенские постройки.
Приказ: из вагонов не выходить, соблюдать тишину.
Вс
